— Вы так считаете, гражданка? — насмешливо спросил Робеспьер. — Позвольте сказать, что вы ошибаетесь. Изменник Монкриф — предводитель шайки, пытавшейся настроить против меня народ. Спрашиваете, откуда я это знаю? Видел его своими глазами, вот и все.

— Вот как? — осведомилась Тереза с легким удивлением. — Говорите, Бертран Монкриф? Значит, он в Париже?

— Очевидно.

— Странно, он ни разу меня не навестил.

— Действительно странно.

— Каким он стал? Кто-то говорил, что он сильно растолстел.

Разговор быстро превращался в дуэль между этими двумя — жестоким, уверенным в своей силе диктатором и прекрасной женщиной, вполне сознающей свое могущество. Атмосфера в этой убогой комнате была насыщена предгрозовым электричеством, и все это ощущали. Каждый инстинктивно затаил дыхание, чувствуя, как учащается пульс, как сильно бьется сердце.

Только дуэлянты казались абсолютно спокойными. Тем не менее Робеспьер был сильно задет: это было заметно по его резковатым интонациям, по движениям пальцев, барабанивших по подлокотнику кресла. Очевидно, прекрасная Тереза сумела вывести его из себя.

Тереза была достаточно умна и проницательна, чтобы видеть это. И понимать, что диктатор явно сбит с толку и не уверен в своей позиции. Он не выдавал тайного раздражения, видимо, в уверенности, что в его силах сбить с толку прекрасную спорщицу даже одним-единственным словом и высказать открытую угрозу вместо намеков.

«Он видел Бертрана на улице Сент-Оноре, — размышляла она, — но не знает, что он здесь. Чего же хочет?»

Единственным из присутствующих, кто страдал искренне и тяжело, был Тальен. Он готов был отдать все, чтобы точно знать, что Монкрифа в доме нет. Конечно, Тереза не настолько глупа и упряма, чтобы довести всемогущего диктатора до одного из тех приступов злобной ярости, которые отличали его, ярости, когда он был способен на все — оскорбить хозяйку, послать шпионов обыскать ее квартиру в поисках изменника, если заподозрит, что он здесь прячется. Тальен едва не терял сознания от страха за возлюбленную. Но как была великолепна Тереза! Как невозмутима! Пока мужчины трепетали перед неумолимым деспотом, она продолжала издеваться над тигром, зная, что он вот-вот зарычит.

— Умоляю, гражданин Робеспьер, — пропела она, надув губки, — поведать нам, действительно ли Бертран Монкриф растолстел.

— Этого я вам сказать не могу, гражданка, — резко ответил Робеспьер. — Узнав врага, я просто проигнорировал его. Мое внимание было приковано к его спасителю…

— Неуловимому Алому Первоцвету, — проговорила с веселой миной Тереза, — которого, конечно, не мог узнать никто, кроме вас, гражданин Робеспьер? Злодей прятался за личиной нищего астматика? Ах, жаль, что меня там не было!

— Мне тоже, гражданка, — парировал он. — Вы бы сразу поняли, что отказ помочь разоблачить подлого шпиона равносилен измене.

Веселость Терезы мгновенно увяла. Она озадаченно нахмурилась. Темные глаза блеснули, вопрошающий подозрительный взгляд был устремлен на Робеспьера.

— Отказ в помощи? Моей помощи по разоблачению шпиона? Не понимаю… — медленно выговорила она, обводя взглядом присутствующих. Шовелен был единственным, кто отказался встретиться с ней глазами. Нет, не единственный. Тальен тоже, казалось, сосредоточенно изучал ногти.

— Не понимаю, — резко произнесла она, — что это означает?

— Только то, что я сказал, — холодно бросил Робеспьер. — Этот гнусный английский шпион одурачил всех нас. Вы сами сказали, что именно сила женского ума поставит его на колени. Почему же не вашего?

Тереза ответила не сразу. Она лихорадочно размышляла. Вот оно, средство приручить тигра-людоеда, превратить его рычание в мурлыканье, обрести защиту для себя и своего будущего господина! Какая перспектива!

— Боюсь, гражданин Робеспьер, — произнесла она наконец, — что вы переоцениваете остроту моего ума.

— О, это невозможно, — сухо парировал он.

И Сен-Жюст, вечный рупор невысказанных мыслей друга, галантно добавил:

— Гражданка Кабаррюс даже в бордоской тюрьме умудрилась покорить нашего друга Тальена и сделать его рабом своей красоты.

— Почему бы не проделать то же самое с Алым Первоцветом? — логично заключил Кутон.

— Алый Первоцвет! — воскликнула Тереза, пожав плечами. — По-моему, никто не знает его настоящего имени! Только сейчас вы подтвердили, что это возчик угля по имени Рато! Не могу же я обольщать возчика угля, не так ли?

— Гражданину Шовелену известно, кто он, этот Алый Первоцвет, — спокойно продолжал Кутон. — Он направит вас по верному следу. Мы хотим одного: чтобы он был у ваших ног. Гражданке Кабаррюс подобные вещи даются легко.

— Но если вы знаете, кто он, почему нуждаетесь в моей помощи?

— Потому что, — ответил Сен-Жюст, — едва он высадился во Франции, как сбросил с себя свое истинное обличье, словно старую одежду. Там, здесь, повсюду он более неуловим, чем призрак, ибо призраки всегда одинаковы… в отличие от реального Алого Первоцвета. В один день он возчик угля, в другой — король щеголей. Он имеет убежище и жилье во всех кварталах Парижа и покидает их по первому предупреждению об опасности. У него повсюду сообщники: консьержи, хозяева кабачков, солдаты, бродяги. Он был памфлетистом, сержантом Национальной гвардии, разбойником, вором! Только в Англии он остается собой, и гражданин Шовелен берется найти его там. Именно в Англии вы увидитесь с ним, гражданка. Раскиньте на него сети и постарайтесь заманить во Францию, в точности как своими чарами заставили гражданина Тальена повиноваться любому вашему капризу в Бордо. Как только этот человек падет жертвой влечения к прелестной Терезе Кабаррюс, ей стоит лишь поманить его, и он последует за ней, как это сделали гражданин Тальен, Бертран Монкриф и другие. Только заманите Алого Первоцвета в Париж, а остальное — уж наше дело.

Пока его юный приверженец держал речь, Робеспьер принял обычную, подчеркнуто отчужденную позу: голова опущена, руки сложены на груди. Он, похоже, дремал. Когда Сен-Жюст замолчал, Тереза немного подождала, не сводя глаз с великого человека, задумавшего столь чудовищный план. Чудовищный, потому что требовал предательства.

Тереза Кабаррюс связала судьбу с революционным правительством. Обещала выйти за Тальена, который внешне казался столько же кровожадным и безжалостным, как сам Робеспьер. Но она была женщиной. И Тереза отказалась продать Бертрана Монкрифа, чтобы потворствовать страху Тальена перед Робеспьером. Сделать человека своим любовником, а потом предать его и послать на смерть… сама мысль об этом была омерзительна!

Но она не знала, что сделает, если и ей будет угрожать смерть. Кто знает про себя, что может наверняка сказать: «Я ни при каких обстоятельствах этого не сделаю»? Обстоятельства и порыв — вот две силы, которые создают героев или трусов. Принципы, сила воли, добродетель легко подчиняются той или другой. Если они возьмут над человеком власть, тому приходится покоряться.

Но ни обстоятельства, ни благородный порыв еще не побудили Терезу стать героиней или отступить. Ее основным принципом был инстинкт самосохранения, и она пока что не слишком боялась смерти.

Услышав жестокое требование со стороны самого страшного деспота Франции, она колебалась, прямо отказать не осмеливалась. И в чисто женской манере пыталась лавировать.

Недоуменно вскинув брови, она уклончиво спросила:

— Именно этого вы хотите от меня? Чтобы я поехала в Англию?

Сен-Жюст кивнул.

— Но, — продолжала она холодно, — мне кажется, вы очень легко говорите о моем… назовем это так — флирт — с таинственным англичанином. Предположим… он не поддастся?

— Невозможно, — поспешно вставил Кутон.

— Вот как? Невозможно? Англичане известны как чопорные ханжи. И если этот человек женат… что тогда?

— Гражданка Кабаррюс недооценивает свои силы, — вкрадчиво заметил Сен-Жюст.

— Тереза, я умоляю, — жалобно попросил Тальен, чувствовавший, что этот разговор, на который он так надеялся, закончится полным крахом их планов… нет, хуже. Ибо он сознавал, что Робеспьер, чье желание отвергли, возненавидит Терезу за ее решительный отказ помочь ему.